Говорят, люди делятся на две категории: одни, войдя куда-нибудь, восклицают: «О, кого я вижу!», другие: «А вот и я!»

Правильный телевизионный журналист всегда говорит первое.

И хотя я всегда мысленно говорю первое, я, наверное, не очень правильный журналист. Объясню почему. В Америке телевизионные теоретики рекомендуют: «Если кто-нибудь заявляет вам, что Земля круглая, вы должны найти сторонника противоположной точки зрения». А мне хочется спросить: «Зачем? Из чувства противоречия?» Но мне это чувство, как самоцель, не свойственно, и я не считаю благоразумным на всякое «да» говорить «нет».

Как журналист с большим телевизионным стажем, наверное,  могу себе позволить потеоретизировать. Я бы выделила три стиля поведения журналиста, когда он берет интервью.
Первый. Талейран слыл интересным собеседником, но он только внимательно слушал. Кстати, у Салтыкова-Щедрина был приятель, с которым они могли молча часами сидеть на диване, а потом говорить друг о друге: какой любопытный человек! Но интервью, если вопросов совсем не будет, не получится. Тем не менее, журналисты, любите слушать!
Второй стиль. Ларошфуко прославился весьма язвительными изречениями. Например: «Добропорядочная женщина является таковой лишь потому, что никто не добивается ее расположения». Так вот Ларошфуко мог замечательно разыграть живого, искреннего человека, чтобы добиться взаимности в искренности от  своего собеседника. Потом, правда, сочинял какой-нибудь злой афоризм.
Третья манера вести разговор. Шопенгауэр доводил собеседника до раздражения, и тот в состоянии, когда трудно контролировать себя, мог сказать то, что говорить не планировал.

Ну, и какой стиль беседы вам больше по душе? Мнение телезрителя очень важно, потому как в экранном диалоге участвуют три стороны: журналист, его собеседник и зритель. Ответственность за результат, конечно же, несет журналист. Он должен спросить о том, что хочет рассказать собеседник, и о чем хочет услышать зритель. Так считает профессор МГУ Муратов, и я с ним согласна. Признаюсь, мне, как телезрителю, бывает интересно послушать то, что собеседник говорить не планировал, а какой-нибудь Шопенгауэр заставил его это сделать. Но сама в такой ситуации ни в той, ни в другой роли быть не хочу. Я лучше помогу телезрителю увидеть все то лучшее, что есть в моем герое. Мне, кажется, это удается. Замечу, Джон Рокфеллер очень ценил это качество – в буквальном смысле ценил: «Умение общаться с человеком – точно такой же товар, как сахар или кофе, и я готов платить за него сколь угодно».

Журналисты, разумеется, должны быть  разными. Телезрители ведь тоже отличаются друг от друга. Дейл Карнеги об этом сказал так: «Каждое лето я езжу на рыбную ловлю. Я лично очень люблю землянику со сливками. Но я обнаружил, что по какой-то странной причине рыба предпочитает червячков».
Говорить хорошо о людях, о хороших делах  приятно. Однако я, как и король Георг Пятый, у которого в Букингемском дворце в кабинете красовались на стенах шесть мудрых  афоризмов, тоже один из них выделила бы особо: «Не учите меня ни раздавать, ни получать дешевую похвалу».

Бывают ошибочны приятные впечатления. Очень, очень редко, но бывают. Однако кто не ошибается? В период своего правления в Белом доме Теодор Рузвельт признался, если бы он был прав в семидесяти пяти случаях из ста, то не мог бы желать ничего лучшего.

Приятно вспоминать  приятные во всех отношениях и душевные беседы   с Евгением Максимовичем Примаковым,  Вячеславом Викторовичем Володиным, Алексием II, Сергеем Ястржембским, Марком Захаровым, Никитой Михалковым, Александром Дольским, с внуком Мао Дзе-Дуна, основателем группы Юрай Хип Кеном Хенсли…
Да, мне больше по душе позитив. Я не дуэлянтка. Я всегда стараюсь понять и оправдать человека, ведь  сам Бог не судит человека до конца его дней. А некоторые журналисты сразу, как взяли перо в руки, готовы сделать кляксу. Это стало модно: плохо говорить о ком-то – хороший тон и наоборот. Думаю, причина проста. Больше и активнее читают о происшествиях, разоблачениях, а журналисты хотят быть известными и  значительными.

История сохранила немало забавных примеров того, как даже великие люди еще более возвеличивали себя. Колумб ходатайствовал о том, чтобы его называли адмирал океана, вице-король Индии. Екатерина Вторая не желала вскрывать писем, которые не адресовались ей как Ее императорскому Величеству. Виктор Гюго мечтал именоваться «Ваша честь»… Что же вы хотите от журналистов, многие из которых, действительно, многого достойны, но по достоинству не оценены.

Да, иногда должно быть жесткое слово. Плохо, если это становится привычкой, нормой – постоянно хмурить брови, все и вся выводить на чистую воду.

Знаете, как учили первых дикторов телевидения? По Шарлю Лебрену. Он – первый живописец Людовика XVI-го – давал  королю, когда писал портрет, следующие советы: «Голова  немного  наклонена, глаза умеренно открыты, выражают спокойное состояние души, губы немного увлажнены от чувств из сердца».

Мы улыбаемся, читая это? Да, сегодня подобное звучит по меньшей мере наивно. Сегодня  многие журналисты считают, что великая Ахматова имела в виду нас, журналистов, когда писала: «Но в мире нет власти грозней и страшней, чем вещее слово поэта».

Остынемте. И не будем считать себя вещими. Не надо бояться быть в интервью не разящим, а внимающим. Что сказал мудрый Эпикур? «При дискуссии больше выигрывает побежденный – в том отношении, что он умножает знания». Дать почувствовать себя победителем тому, кто стал объектом журналистского внимания (речь – не о форс-мажоре), думаю, —  не слабость проявить, а профессионализм и хорошее воспитание.
Это только мое мнение.